Дежурный электрик, которого она вызвала, взглянул на фен, побледнел и принялся, как пернатый знакомец Элизабет, твердить несколько одних и тех же фраз: «Я ничего не понимаю! Поверьте, миссис, я ни в чем не виноват». Через пару минут, немного придя в себя, мастер попытался объясниться с Лиз, используя свой небогатый словарный запас английского. От волнения он говорил плохо и путал греческие и английские слова.
Лиз уже успела заметить: вся обслуга на Крите худо-бедно, но говорит по-английски. Наверное, в отели нанимают только тех местных, кто знает один, а лучше два иностранных языка. Правда, их английский был с таким чудовищным акцентом, что Лиз с трудом разбирала отдельные слова. Вот и теперь электрик бормотал извинения, путаясь и постоянно сбиваясь на родной греческий:
— Это не моя вина, миссис Кэнди! Сами видите! Испорченный фен! Это все хозяин, он любит экономить на всем подряд, даже на мыле. Не говорите африканцу, он меня тут же выгонит не заплатив, а найти работу, хотя бы сезонную, на нашем острове… Вы не знаете, как это трудно, леди. Почти невозможно. А уж с такой рекомендацией, какую даст мне хозяин после этого случая, и вовсе никуда не возьмут, придется перебиваться на пособие и сидеть днем в кофейне с пенсионерами…
Электрик так надоел Элизабет своими извинениями и нытьем, что в конце концов она почти вытолкала его из номера, пообещав ему, что будет молчать, и взяв с него обещание принести новый фен.
— Спасибо, миссис Кэнди, вы очень хорошая, — выкрикивал он уже в коридоре, пятясь от двери в темноту.
Ну и болван, раздраженно подумала Лиз, но и я не лучше. Стыдно в моем возрасте быть такой впечатлительной идиоткой. Этот вялый абориген просто вчера не заметил поломки. Типичный пофигист. Они все тут какие-то благодушно-заторможенные. Наверное, так приятный средиземноморский климат на людей действует. У нас-то, в штате Вашингтон, попробуй, расслабься хоть на день, мигом с работы вылетишь. А здесь, на этом райском острове, куда спешить? Вон электрик даже свою зажигалку на столике забыл…
Лиз разделась и вдруг заметила свое отражение в большом зеркале, оправленном в деревянную раму. Она не удержалась, чтобы не рассмотреть себя поподробнее. Да, не девочка уже, однако выглядит еще очень и очень неплохо. Талия вполне угадывается, бедра стройные, небольшие девичьи груди с розовыми сосками не хуже, чем у кинозвезд или моделей, фотографии которых она любит рассматривать в отделе светской хроники. Да, к счастью, Майк не прав! Ей еще рано ставить на себе крест! Правда, лицо после истории с феном даже после глотка ликера бледновато, но ничего, местное солнышко его быстро позолотит загаром.
Звякнул мобильник. Пришла эсэмэска от дочки: «У нас все нормально. Сэм съел все замороженные котлеты. Можно мне надеть на школьный вечер твою блестящую золотую блузку? Эми».
Прочитав послание, Лиз словно услышала родной голос дочери и сразу же переключилась на другую волну, как переключалась в машине с новостной федеральной программы — с политики, катастроф и вооруженных конфликтов — на местный музыкальный канал, на котором отвязные ведущие несут в эфире всякую забавную чушь. Вот и теперь, стряхнув с себя все смутные страхи, она послала дочери разрешение надевать все что угодно из ее гардероба. Только пусть за это обедает вовремя и нормальной едой, а не мороженым и чипсами.
Лиз вспомнила, что ей надо переодеться. Через полчаса Тони будет ждать ее у входа в отель. Они договорились погулять. Не может же она предстать перед ним такой растрепанной дурочкой. И Лиз Кэнди дала себе команду: «Соберись, ты же сильная женщина, Лиз! У тебя все получится». И, как случалось много раз, это несложное внушение сработало.
Вскоре Лиз Кэнди появилась перед Тони в новом белом сарафане в красный горох, белоснежной панаме с широкими полями и в красных босоножках с обхватывавшими стройные щиколотки длинными шнурками. Она была ослепительна. Никто бы не догадался, что каких-нибудь полчаса назад эта женщина тряслась от ужаса и представляла самые страшные сцены собственной гибели.
Они долго гуляли, наслаждаясь теплом, прекрасными видами и ароматом цветов. Бродили по узким приморским улочкам между тавернами, увитыми диким виноградом, и желтыми виллами, похожими на миниатюрные копии Кносского дворца, где когда-то свирепствовал Минотавр. Лиз догадалась, что конец мая на острове самое красивое время года. Казалось, сейчас здесь цвело абсолютно все: от разноцветных роз и рододендронов всех мыслимых оттенков до кактусов. Казалось, даже красные герани, выставленные повсюду в горшках, пылали здесь в два раза пышнее и ярче, чем их родные сестры на окошке скромного домика миссис Кэнди.
Боже, как хорошо, что в моей жизни больше никогда не появится это чудовище Майк с его пьяными загулами и дебошами, отчего-то вдруг подумала Лиз. Словно хотела напомнить себе, что у нее все прекрасно… Как будто ей мало было того безмятежного счастья, которое она сейчас испытывала…
Ей хорошо было в обществе Тони. Странно, с этим почти незнакомым человеком она чувствовала себя так, как будто шла рядом с кем-то родным и близким. Они совсем не напрягались, выдумывая темы для разговоров. Так, глазели по сторонам, обменивались впечатлениями, молча наслаждались обществом друг друга, ароматным воздухом и прекрасными видами. С любопытством заглядывали в чужие сады, где под деревьями лежали оранжевые апельсины и похожие на электрические лампочки лимоны, которые никто и не думал убирать.
Интересно, а что местные греки делают в этом раю зимой, когда курортный сезон заканчивается? — некстати подумала Лиз. — Наверное, впадают в спячку, чтобы проспать в плохо отапливаемых квартирах сезон дождей.